О восстановлении послевоенного города. Из истории города Калининграда.
После окончания военных действий территория бывшей Восточной Пруссии сильно пострадала. Многие населённые пункты перестали существовать. Центр Кенигсберга был разрушен на 90%. Окраины города пострадали значительно меньше – на 60%.
Напомним, что восстановлением нормальной жизни сначала занимались воинские части, а затем управления по гражданским делам, имевшие в своей структуре коммунальные отделы.
С 19 ноября 1945 года ведёт свою историю и Калининградский областной отдел коммунального хозяйства, а с 7 апреля 1946 года – городской отдел.
В их функции входило руководство восстановлением разрушенных зданий, решение строительных и архитектурных задач. 13 сентября 1946 года эти функции были переданы областному отделу по делам архитектуры, а с 7 августа 1947 года – Управлению главного архитектора г. Калининграда.
Перед архитекторами и строителями стояли большие трудности, так как эту территорию необходимо было возрождать из руин и пепла. Область нуждалась в квалифицированных рабочих, инженерно-технических работниках, строителях и архитекторах.
Александр Сергеевич Штучный оказался в Калининграде в сентябре 1947 года:
— От вокзала до центральной площади не было ни одного целого дома — стояли высокие обгоревшие остовы зданий, иногда две-три стены, а впереди возвышались руины Королевского замка. Впечатление такое, что это — мертвый город: скелеты домов, груды кирпичей и следы пожаров.
Развалки (так переселенцы называли руины) таили в себе немалую опасность для жизни людей. «Страшно было ходить по улицам — в любой момент на голову мог свалиться кирпич», — говорит Елена Кузьминична Зорина. «Идешь в Кенигсберге по улице, а над головой глыбы висят на железке, как на волоске», — подтверждает Нина Андреевна Маркова. «Большинство домов, оставшихся в Немане, — рассказывает Маргарита Павловна Алексеева, — состояло из одних коробок. Полдома стоит, а другой половины нет. Это было настолько опасно, что чуть ли не каждый день от завалов кто-нибудь погибал».
Надежда Архиповна Пискотская рассказала о двух трагических случаях, которые запомнились многим:
— Однажды женщину убило у кинотеатра «3аря». Это случилось средь бела дня. Женщина шла по улице, неся в руках бидончик молока и авоську с продуктами. Вдруг стена обвалилась, и эту женщину разрубило упавшей балкой пополам. Было жутко. Потом еще один случай был. Это на улице Клинической, напротив областной больницы. Там развалки рушили. Военные оцепили весь участок и никого туда не пускали. Чтобы обрушить стену, ее обвивали толстым канатом, цепляли к бульдозеру и тянули. А в то время по этой улице ходили трамваи. Одной вагоновожатой было невмоготу ждать, и она сказала военным, что успеет проскочить. Те ее не пускают, а она им свое твердит. И вот она «проскочила». Первый-то вагон успел, а на второй упала стена, и сорок человек — как не было!
«14 ноября 1947 года по Комсомольской улице в доме № 2 произошел обвал стены, в результате которого погибла семья в составе 7 человек.
Обвал произошел в силу воздействия большого количества осадков на ветхие стены здания при отсутствии крыши на последнем». (Из письма прокурора области т. Кабакова председателю горисполкома т. Мурашко от 29 ноября 1947 года.)
По данным горжилуправления в 1948 году (через три года после окончания военных действий) в Калининграде еще оставалось около 500 зданий, грозящих обвалом. Вечером света на улицах не было, мины, неразорвавшиеся снаряды — на каждом шагу. Но существовали и более прозаические опасности: открытые люки на дорогах, оголенные под напряжением провода.
«На улице Александра Невского колодцы без люков — буквально на каждом шагу. Недавно я тоже оказалась жертвой бездеятельности горкомхоза и была отправлена в больницу. Здесь я узнала, что по той же причине сюда попало еще несколько человек». (Из письма З. Эпштейн в редакцию газеты «Калининградская правда», 22 июля 1949 года.)
Вспоминая о масштабах работ, которые предстояло выполнить жителям Калининградской области, Галина Павловна Романь сказала: «Трудно было даже представить, что все это можно когда-то восстановить».
Критическая обстановка послевоенной разрухи в первую очередь требовала расчистки завалов. Этой работой были заняты военные, оставшееся немецкое население, находящиеся в плену солдаты и офицеры германского вермахта. И, конечно же, переселенцы: каждый из них перетаскал своими руками не одну тонну битого кирпича. За учреждениями, учебными заведениями закреплялись определенные участки улиц и кварталов. Разумеется, все работы проводились после трудовой смены и в выходные дни. О воскресниках 40-х годов многие до сих пор вспоминают с теплотой. Вот что рассказал Александр Августович Мелнгалв, в 1947-1948 годах учащийся строительного техникума:
— Воскресник — это было событие! С вечера начинали готовиться. Наш участок находился на Ленинском проспекте рядом с площадью Победы и на улице Александра Невского. Все работали с большим подъемом. Мы даже сочинили по этому случаю наш курсовой гимн, в котором, помню, были такие строки:
По городу пустим мы первый трамвай,
Руины в дворцы превратим мы.
Да здравствует Родина, милый наш край,
И Сталин, родной и любимый.
— Кстати, нам не разрешали публично петь этот гимн, пока мы не вставили строчку про Сталина.
Разбор завалов был небезопасным занятием. Владимира Петровича Филатова при разборке разрушенного дома в поселке Заливное так ударило балкой, что врачам его еле удалось спасти. Алексей Николаевич Соловьев вспомнил такой случай:
— Однажды мы разбирали здание под детский сад для ЦБК-1. Одна девчонка во время работы провалилась в подвал вместе со сводом. Кирпичами ее завалило, забросало. Ну, думаю, задавило насмерть! Ничего. Выскочила. Полная такая, а шустрая оказалась. Никто ведь здание не обследовал. Ну, послали и послали. Но вот надо отдать должное людям: образования у них не было, но работать с ними было легче. Безотказные.
И еще одно страшное испытание. Все годы, пока шла расчистка, из-под обломков извлекали останки убитых. «Помню, послали нас на расчистку немецкого пивзавода. Там стены были белым кафелем выложены. Мы этот кафель снимали на отделку операционной в госпитале. Спустились в подвал, а там на койках мертвые немцы лежат. Морг там, что ли, был?» — свидетельствует Александра Григорьевна Пермякова. «Я участвовала в разборке Центрального гастронома. Он был наполовину обвален, — рассказывает Нина Моисеевна Вавилова. — Мы первый этаж разбирали, мусор выносили, а было его видимо-невидимо. Потом на трупы наткнулись. Много народу побито было. Наверное, бомба упала. Трупы-то уже смердят, так мы платками, кто чем, закутаемся, вилы, лопаты в руки — и на носилках выносили».
Полностью разрушенный войной город пусть медленно, но все же менял свой облик. Вот что запомнилось Антонине Прокопьевне Отставных:
— Разбирали завалы вручную, устраивались воскресники как по расчистке улиц, так и нашего судоремонтного завода. Каждый должен был отработать на благоустройстве города по четыреста пятьдесят часов, из них 125 часов — на заводе. Каждому была выдана специальная книжка, в которой домоуправы отмечали, кто, когда и сколько часов отработал. Потом у нас эти книжки собрали и больше не вернули, почему — не знаю. На воскресниках мы рассаживали зелень по улицам, заделывали дырки в кирпичных заборах и домах. Все на носилочках тягали. Не платили нам за это и отгулов не давали. Считалось, что так и нужно, и мы ничего не требовали. Молча работали: раз надо, значит надо!
Дети тоже принимали участие в восстановительных работах. Школьные годы Виктору Саввичу Бутко запали в память как раз этим: «Часто всем классом мы ходили на разборку старых домов, в основном на Каштановой Аллее. Все удивлялись крепости немецкой кладки: при разборке надо было отбивать, выковыривать каждый кирпич. А если начинали переборку наших сооружений, часто достаточно было просто навалиться на стену, и она падала».
«Надо сказать, что центр города застраивался немцами беспланово, варварски, что вообще характерно для капиталистических городов. Здесь много узких улиц, где с трудом проезжал трамвай. На месте зданий пройдут проспекты, зеленые бульвары и скверы.
В первую очередь должны быть восстановлены ценные здания. На строительство их пойдет кирпич и щебенка с разбираемых строений <…>
Основная композиционная ось города пройдет через центр, связав правый берег с левобережьем. В центре города намечена постройка огромного Дворца Советов. Возможно, что постаментом для него явится площадка нынешней крепости с башней и большой площадью, спускающейся к реке <…>
Огромное здание Дворца Советов мыслится как памятник великому деятелю коммунистической партии и советского государства — Михаилу Ивановичу Калинину. Дворец должен быть увенчан высокой, видной издалека башней-маяком, которая подчеркнет характер Калининграда — города-порта. Создание будущего Дворца — дело наших советских зодчих». (Из статьи архитектора М. Р. Наумова в «Калининградской правде», 30 апреля 1949 года.)
Строительство новых зданий и разборка завалов осуществлялись во многом без применения каких-либо механизмов. Люди работали самоотверженно. Александра Петровна Прохоренкова из Багратионовска, как и многие другие переселенцы, перетаскавшая не одну сотню бревен и тысячи камней, в 1946 году сочинила такие строки:
Из руин и пепла создавали
Наш любимый город и родной.
Мы тогда усталости не знали
И не знали слова «выходной».
При ликвидации последствий военных действий люди нередко стремились проявить инициативу, как-то украсить поднимаемый из руин город: на расчищенных местах сажались деревья, разбивались клумбы. Восстановительные работы продолжались не один год. По словам Якова Лукича Пичкуренко, последние развалины исчезли лишь в начале 60-х годов.
«Молодой советский город Калининград восстанавливается и развивается такими темпами, каких не знали и не знают города капиталистических стран. Такие темпы и такой размах по плечу только советским людям, потому что советский строй является самым передовым, прогрессивным строем, потому что нами руководит мудрая партия большевиков и великий вождь народов товарищ Сталин!». («Калининградская правда», 7 апреля 1948 года.)
Фотографии из альбома Олега Максимова «Калининград. Эпизоды истории».
