История «русского немца» из Славского детдома
Началась эта история в далёком 1947 году. В середине октября на полуразрушенный перрон, стоящего в руина Кёнигсберга, прибыл товарный поезд № 50/529 из Бранденбурга… в одном вагоне товарного поезда везли 27 детей разного возраста и разной национальности – русские, украинцы, белорусы и 5 немцев… Жизнь в Германии наложила свой отпечаток – почти все русские дети разговаривали и вполне даже сносно на немецком языке. Поезд находился в пути четверо суток – 10 октября детей поместили в натопленный вагон, застеленный соломой, было тепло и, в некотором смысле, сытно: детей периодически кормили, – состав подолгу останавливался на различных станциях, тупиках, выходить из вагонов им не разрешалось.
Детей, оказавшихся в Германии, собирали под крышу лагеря № 226 под Берлином. Привозили их от бауэров, из концлагерей, подбирали бродячих, бездомных, ютившихся большей частью в развалинах: «Дети, найденные на территории Германии без соответствующих документов, должны принадлежать стране-победительнице» «для пополнения подорванного войной генофонда СССР». Комендант лагеря № 226 Бранденбурга полковник Трунин из ведомства Народного Комиссариата Внутренних Дел (НКВД) отвечал за репатриацию лагеря – он собирал для отправки в Советский Союз освобождённых военнопленных и граждан СССР, которые были вывезены немцами на работы в Германию, узников концлагерей и других граждан, подлежащих возвращению на Родину. В том числе в бранденбургский лагерь попадали и дети, которых немцы вывозили с целью германизации, дети из концентрационных лагерей, родившиеся от матерей, угнанных на работы в Германию и в ходе войны погибшие или пропавшие без вести. Из гуманных соображений в лагерь принимали и немецких сирот, чтобы помочь им пережить это трудное время. Возможно, это были дети руководящих членов местной организации нацистской партии, гестапо, охраны концлагерей, с чьими родителями сотрудники НКВД не сильно церемонились – это уже сложно было установить.
В поимённом списке, составленном комендантом лагеря полковником Труниным, значилось 17 мальчиков и 10 девочек. Самому младшему на вид было не больше пяти, а старшей была девочка 16-ти лет. Вот тот самый маленький пассажир и станет героем нашего небольшого рассказа, зовут его Эрик Шперик, значился он под номером 14 в списке детей, прибывших 14 октября на станцию «Кёнигсберг». Худенький мальчик Морозов Володя в свои 11 лет выглядел едва ли не 8-летним. За время пребывания в лагере он уже хорошо узнал мальчиков и девочек, успел подружиться с 13-летним Гришановичем Володей. И спустя много лет он помнил, как ехал в спец эшелоне из Германии… Русский Володя Морозов после того, как у Эрика более старшие дети несколько раз отбирали еду, взял его, маленького немца, под свою защиту: добывал для него особо крупные картофелины и смотрел, чтобы больше его не обижали. Позже, уже в зрелом возрасте, всё тот же Володя Морозов своим свидетельством поможет мальчику вернуть своё настоящее немецкое имя.
На каждого ребёнка тогда в 1947 году был заготовлен сопроводительный пакет с метрическими данными, информацией о том, где подобран ребёнок, сколько лет, кого помнит из родных, рост, вес и другие данные. Но по каким-то причинам эти сведения «исчезли»… то ли в фильтрационном детском доме, то ли их изымало НКВД…
Взявшись за руки попарно, дети смирно стояли на перроне станции «Кёнигсберг» и ждали команды. В руках у всех были коробки, перевязанные голубыми ленточками. Для девочек – златокудрые большие куклы из Берлина, для мальчиков – настольные игры и перочинные ножички. Так распорядился начальник лагеря. На вокзал за детьми прибыли повозки и отвезли их в здание бывшей больницы. По дороге перед глазами у детей мелькали картины страшной разрухи – такого в Германии не увидишь…
«Дети поступили без предупреждения», – отметила в протоколе принимавшая детей инспектор Мария Ивановна Магденко. И это была правда.
В сопроводительном документе место назначения «Сталин…» было от руки исправлено на «Калинин…» – перечёркнутая часть слова означала, что вагон в пути был переадресован со Сталинграда на Калининград.
Детей из Бранденбурга распределили в Славск, бывший Хайнрихсвальде, и Залесье, бывший Либенфельде. Они ни слова не говорили по-русски, имели свои немецкие имена и фамилии, вероятно, в сопроводительных документах были и их личные немецкие документы, но их никто не видел.
«15 декабря 1947 года мы приехали на полуторке из Калининграда в Славский детдом. Меня, как самого маленького, завернули в матрас, чтобы не замёрз по дороге, – рассказывает Эрик, – старшие сидели в кузове наверху. Чем запомнился первый день в Славском детдоме – тёмное пустое большое здание, сырое холодное. На первом этаже была плита, её затопили и стали жарить блины на сковородке. Первый блин дали мне! А в конце декабря, числа 24-25, в Славск привезли ребят из Даниловской колонии из-под Москвы, они были старше нас, среди них были и малолетние уголовники, которые сразу взялись наводить свои порядки».
Детский дом в Славске (сегодня это дом детского творчества «Радуга») в 1947 году располагался в здании бывшей организации гитлерюнгенд. По праздникам над входом в детдом вывешивался большой портрет Сталина. Материальное, хозяйственное положение детдома было удручающим – не было ни оборудования, ни мебели, специально предназначенной для детей. Не было и кадров, работников для детских домов – воспитатели, завучи подбирались в первое время случайно.
На нашей странице была опубликована статья старшего научного сотрудника БФУ им. И. Канта Натальи Строгоновой о положении немецких детей-сирот на территории Калининградской области в 1945 – 1948 годах и достаточно подробно была освещена тема беспризорников и детских домов для немецких сирот Кёнигсберга.
Напомним, первоначально весь персонал, от заведующих до нянечек и дворников, в детских домах состоял из немцев, что было оправдано, поскольку подопечными были немецкие дети. В октябре 1947 года в связи с организацией выезда немецкого населения с территории Калининградской области немецкие детские дома были отданы под детдома для советских детей или школы. В первую очередь область должны были покинуть дети-сироты и старики из домов престарелых, то есть те, кто не работал и находился на гособеспечении. Первый состав немецких переселенцев отправился в Германию 22 октября 1947 года.
С ликвидацией всех учреждений, созданных для немецкого населения, велась кадровая замена персонала. Для работников детдомов проводились десятидневные семинары по учебно-воспитательной работе. К 1 июля 1947 года директорами и заведующими всех детских домов были назначены советские граждане. Их образовательный уровень не всегда соответствовал занимаемой должности. В 19 детских домах только 6 директоров имели высшее образование, незаконченное высшее было у 9 человек, средним педагогическим владели 2 человека; 16 директоров имели только 1 год стажа работы с детьми. Больше половины персонала не имели ни педагогического образования, ни опыта – это свидетельствовало о невысоком уровне работы с детьми. Решать проблему с педагогическими кадрами пытались через центральные органы, обращались за помощью в отдел школ ЦК ВКП (б), в Совет Министров РСФСР.
В Славском детдоме, о котором мы ведём рассказ, одна из воспитателей ранее работала учётчицей в колхозе, другая – лаборанткой молочного завода. В детдоме не хватало посуды, одежды, обуви. Питанием дети обеспечивались за счет сокращения норм – из-за нехватки продовольствия рацион менялся и установленные нормы снижались. Чтобы как-то прокормиться, детские дома заводили подсобные хозяйства и огороды.
На заседаниях бюро Славского РК ВКП(б) позднее не раз указывалось директору Славского детского дома Кацовичу на то, что длительное время воспитанники детского дома были предоставлены сами себе. Не был организован досуг. «Дети жили замкнуто, и никакого педагогического воздействия на них не оказывалось. Этим и объясняются факты бродяжничества по Славску, группового воровства, безразличного отношения многих детей к учёбе. Шли в школу неумытыми, непричёсанными и с неподстриженными ногтями. Обувь и одежда у многих детей порвана, имеет крайне запущенный и неряшливый вид. Нет настольных игр. Подсобное хозяйство пришло в упадок и даёт только убытки. Поросят разворовывают».
Из доклада директора детдома: «Нужно учесть, что в нашем детском доме воспитываются дети, прибывшие к нам из английской зоны оккупированной Германии. Большинство из этих детей не говорило по-русски, а были и те, что не желали говорить. На груди у многих висели кресты, а в руках было Евангелие. Дети ходили тихими шагами, делали глубокие реверансы, а при приближении взрослых вставали истуканами. Дети отравлены тлетворным влиянием, побыв в руках буржуазных воспитателей. На судьбу этих детей фашизм наложил свою звериную лапу». На счёт Евангелия на немецком языке директор Кацович недоумевал: «Как полковник Трунин проглядел сии подарки?!» У девочек были изъяли бусы, серьги, броши и гребешки – как атрибут фашистского прошлого… А после пропали и большие голубоглазые берлинские куклы…
О послевоенном положении Славского детдома указано в Постановлении Калининградского облисполкома «О крупных недостатках в работе Советского и Славского детских домов», где особо подчёркивалось, что «в Славском детдоме во время ремонта мальчики группами жили в кустарниках, в самодельных шалашах, спали на земле…»
Эрик в одном из своих визитов в Калининградскую область уже спустя много лет, в 90-е годы и после, вспоминал: «…туалет был на улице. С 1 мая по 1 сентября мы ходили босиком – не хватало обуви. Было голодно… Не хватало одежды. Но в Славском детдоме было хорошо – тут работали хорошие люди. Хоть и было голодно, но едой тут никогда не наказывали, а вот в Залесовском – придёшь, а на твоём месте за столом пусто!» Говорит немец, воспитанник детского дома в Славске, на чистом русском языке.
О первом директоре Славского детдома у ребёнка Эрика Шперика остались свои, очень добрые воспоминания: «Меня долго отучали в детдоме от немецкого языка. И по-хорошему: одна воспитательница, помню, всё гладила меня по головушке и поправляла – «не мутти, а мама надо говорить…» И по-плохому: я закричу «авва», а другая воспитательница меня сразу за ухо – «нельзя так говорить, скажи по-русски “ой”!»
С огромным трудом осваивал русский, поэтому в школу пошёл только 1 сентября 1950 года и… остался на второй год в первом классе из-за плохого знания русского языка и чтения. Потом до 3 класса включительно оставался на осень по чтению на русском языке. Всё это привело к тому, что школу – 10 классов – окончил в 19 лет!»
Но русский язык всё же одолел. Неимоверными усилиями, усидчивостью и стараниями: в 7-м классе собрал все учебники, начиная с 1 класса и прозубрил от корки до корки, в итоге получил оценку «4» в аттестате, а по немецкому языку ему – немцу, поставили «3»… И даже позже в институте все оценки по русскому языку были только «4» и «5», а немецкий… снова «3», видите ли, произношение у немца не правильное!
А между тем мальчика тянуло к музыке, почти самостоятельно он научился играть на гармошке, баяне, аккордеоне и даже пианино!
В следующей публикации продолжим рассказ о судьбе удивительного «русского немца», многие из калининградцев, возможно, встречались и общались с ним…
По материалам статьи Вячеслава Кенть «История «русского немца» из Славского детдома» от 1 и 8 августа 2017 года газеты № 59 и 61 «Славские новости».
Фотографии к публикации с ресурса «Фотографии прошлого» https://pastvu.com
